Дол, кавказская овчарка

«Вы только не подходите к нему», - увещевал нас научный куратор участка.  По его словам, на цепи сидело злобное, никому не подчиняющееся существо, перекусавшее если не всю Тверскую область, то, по крайней мере, всех приезжающих на стационар научных сотрудников. Словом, отморозок, а не собака. «Имя-то у этой собаки есть?» – поинтересовались мы. «Да, его зовут Дол, но он ни на кого внимания не обращает и на кличку не отзывается».

Во время разговора собака смотрела на нас такими выразительными глазами, что я не выдержала и подошла к ней. Присев аккуратно около пса, стала с ним разговаривать. Собака смотрела безо всякого энтузиазма и слегка порыкивала. «Я вас предупредил. Зря вы к нему лезете: если вцепится, я не виноват», - сообщил наш будущий начальник и пошел в дом. При его движении собака зарычала и даже сделала попытку броситься на него, да только сил на это у пса не хватило. «Вот какой гад», - констатировал наш начальник. «А знаете, мы останемся работать тут, если только вы отдадите нам эту собаку». Надо ли говорить, что мы тут же получили добро на сделку и в тот же день забрали Дола к себе.

Собака еле передвигала ноги. Под шикарной шерстью, спускающейся почти до земли, зияли жуткие синяки и язвы, а на костях отсутствовал не только жир, но и мясо. И шаг за шагом мы начали вытаскивать пса почти с того света.

Дол был кавказской овчаркой, а, как известно, это собака одного хозяина. Ведь во время длительных переходов со стадами, кавказцы оставались предельно изолированными, общаясь лишь с чабанами – вожаками. С такой собакой может ужиться лишь человек, воспринимающий его как ровню. Чабанские волкодавы, к которым относятся кавказцы, характеризуются, прежде всего, самостоятельностью, агрессивностью, несговорчивостью и огромной физической силой. Философия этих собак сводится к делению мира не по принципу «хороший – плохой», а по принципу – «свой – хороший, чужой - плохой». И Дол был первым кавказцем в нашей жизни, поэтому мы, не зная особенностей этой породы, пытались воспитывать его как собаку заводских пород.

Как только пес отъелся, отоспался и пришел в себя, мы решили, что пора научить его кое-чему, что должна была знать и уметь любая воспитанная собака. И сразу же потерпели неудачу.

Мы никак не могли научить Дола откликаться на кличку. Он просто не обращал на нас внимание. Все наши ласки он терпел, не делая никаких попыток хоть как-то с нами сблизиться. И если мы уж очень ему надоедали, начинал тихонько рычать, не пытаясь, впрочем, укусить. Очень ревностно охранял он свою миску, даже пустую – это было единственное, что он считал своим и что, по его мнению, надо было охранять и беречь.

Казалось бы, что может быть приятнее для собаки, чем прогулка с хозяином и веселые игры? И мы решили подступиться к Долу с этой стороны. Но напрасно. Мы прыгали вокруг собаки, приседали, кидали мяч, пытаясь хоть как-то расшевелить Дола. Он же смотрел на нас отрешенным взглядом, делая вид, что не понимает, чего от него хотят. Конечно, ходить с ним рядом на поводке было одно удовольствие. Дол никуда не тянул, просто плелся в одном заданном им самим темпе. Так что команда «Рядом», была, скорее, для нас. 

К домашним животным пес не проявлял никакого интереса, а курам разрешал доедать еду в своей миске. Но вот однажды нам подарили шикарного петуха породы кохинхин. Мы выпустили его к нашим курам, полюбовались им и ушли в дом. Однако вечером в курятнике петуха не оказалось. Мы облазили все вокруг, но так и не обнаружили пропажи. Потом мы вспомнили, что последний раз видели петуха около миски Дола и пошли к собаке. Дол лежал как ни в чем ни бывало. Мы обследовали территорию вокруг, и Алексей, обращаясь к Долу, сказал: «Дол, это ты съел петуха? Куда он делся, ведь он тут был?».   Собака, казалось, не обратила никакого внимания на слова, но, едва мы отошли в сторону, Дол встал, пошел за свою будку, отрыл из земли задушенного петуха, принес его нам и положил на землю. Сам же он отошел в сторону, улегся, отвернувшись от нас, как бы говоря: «Да заберите вы свою дохлятину. Я и не думал ее есть, но и клевать из своей миски чужаку не позволю». Это было первое, хоть какое-то взаимное общение нас с Долом. Но именно оно дало надежду на то, что мы найдем с этой собакой общий язык.

Вскоре действительно произошли перемены. На прогулках Дол стал интересоваться окружающим, обнюхивать цветочки, замечать, что вокруг что-то летает и бегает. Он уже не рычал, когда мы обхватывали его за шею и прижимались лицом к его мохнатой голове. Но он по-прежнему не делал никаких попыток приласкаться к нам. Все же он, наконец, усвоил, как его зовут, и при произношении клички стал поворачивать голову.

Гуляли мы с ним только на длинном поводке, хотя и жили в глухом дереве. И вот, возвращаясь как-то с прогулки, мы решили отпустить Дола с поводка. Куда он денется, рассудили мы. Все равно плетется рядом на провисшем поводке. Но едва щелкнул карабин, поведение собаки изменилось. Еще несколько шагов он прошел рядом, потом незаметно перешел на рысь, а затем и галоп. Мы попробовали его поймать, но не тут-то было!  Нам ничего не оставалось, как бежать за ним. Вскоре собака скрылась из вида, так что догнать ее уже было нельзя.  Отдуваясь и проклиная свою беспечность, мы добрались до дома. Дол уже лежал у своей будки, сладко посапывая.

Незаметно промелькнул год. Пора нам было собираться в отпуск. Мы поручили ухаживать за Долом лаборанту, который очень любил собак, и поехали отдыхать. Научили мы лаборанта и кормить собаку. На длину цепи надо было ставить миску, а во время следующего кормления пустую миску забирать и ставить полную.

Не отгуляв до конца отпуск, вернулись через две недели. Навстречу нам бежал лаборант. «Как хорошо, что вы вернулись», - радовался он. Больше варить собаке еду не в чем. Оказывается, процедура обмена мисок не состоялась. Как только Дол опустошал миску, он брал ее в зубы и относил к своей будке. Нечего и говорить, что забрать ее у собаки лаборант не мог. Так постепенно на стационаре закончились все миски, кастрюли, тазы и ведра. Последняя кастрюля была поставлена псу сегодня и уже забрана собакой. Посмеявшись над случившимся, мы пошли к четвероногому другу. Дола заметили еще издали. Он стоял и смотрел на нас, смешно наклоняя голову то в одну, то в другую сторону. Наконец он признал своих, заскулил и стал метаться на цепи. Мы уже не шли - мы бежали к нему. Дол вилял хвостом, припадал на лапы и веселился как щенок. Мы втроем обнялись.

После этого пса как подменили. Он уже не лежал безучастно в стороне, когда кто-то подходил к нам, а яростно охранял. А нас встречал дома так, как будто мы не виделись сто лет. Охотно стал запоминать команды, но, что удивительно, за их выполнение он никогда не брал лакомства. Дол работал за интерес и, наверное, потому, что хотел сделать нам приятное. Теперь отправляясь в лес, мы смело спускали его с поводка, и он следовал за нами, не пытаясь сбежать.

Однажды мы, как обычно, гуляли в лесу. Дол шел в пятидесяти метрах от нас. Вдруг неожиданно между нами пронеслось стадо кабанов. Пока мы любовались ими, Дол стоял как вкопанный, не проявляя ни малейшего желания, помчатся за дикими животными. Стадо пробежало в одно мгновение, и мы стали звать Дола, но он ни за что не хотел подходить к нам. Он подходил чуть ближе, нюхал землю, как будто не мог переступить через невидимую преграду. Мы тоже не подходили к нему, пытаясь заставить Дола преодолеть страх, но он оказался сильнее привязанности собаки к нам. Дол развернулся и галопом кинулся к дому. Когда мы вернулись домой, то застали Дола возле будки, но на этот раз он явно ждал нас. При нашем приближении он понесся навстречу.   

Дол никогда не жил дома. И мы так и не смогли научить его находиться в избе. Он кое-как заходил в дом, но тут же ложился на пороге, и никакими силами мы не могли затащить его в комнату. Не помогали ни ласки, ни лакомства - пса невозможно было сдвинуть с места. Зато, когда мы открывали дверь и выпускали Дола на улицу, он вылетал туда с огромной радостью, проявляя несвойственную ему прыть.

Уже давно нет в живых Дола, но нашего первого кавказца забыть невозможно.